Дисциплинарный комитет, уже около четырех лет существующий только с одним участником, закончил свою работу на сегодня, поэтому Хибари с чистой совестью покинул школу, чтобы побродить по улицам, оттягивая момент, когда придется вернуться домой. Он не любил свой дом, любил школу, но не любил занятия в ней, приходя на них с неизменно мрачным видом, несмотря на то, что раздражавшие его шушушканья о нем же, давно закончились за неимением новой информации. Хибари любил бродить по коридорам школы на переменах или оставаться там после уроков, чтобы разобраться с обязательными бумагами по нарушениям правил в школе. Да какие нарушения могут быть в образцовой школе? Само собой, если, конечно, в ней не учится очередная подопечная Кьюбея: сколько их, таких, Хибари не стремился узнавать, но, если вдруг, к нему на стол ложилась бумага о пропаже какой-нибудь мелкой травоядной, тело которой могли потом и не найти, а если и находили, то причина смерти была не ясна, он зачем-то доставал из ящика очки, забытые кем-то здесь, долго вертел их в руках, потом одевал на нос и доставал характеристики на всех учеников, чтоб написать очередную отписку на тему того, что школа, конечно, не виновата. Хибари спокойно, без каких-либо эмоций, переписывал характеристику, прикладывал фотографии из личного дела, потом опрашивал, на всякий случай, ее друзей, и иногда добавлял какие-нибудь детали в сопроводительной записке. Все - ровным, калиграфическим почерком, свойственным девочке-отличнице, а не строгому парню.

Сегодня таких бумажек не было, но Хибари мог испортить себе настроение и без них - в кабинете комитета, в особом ящике, лежали личные дела тех, кого уже никто никогда не вспомнит. Из людей, конечно же. Девочки и парни, пропавшие в мирах ведьм. Стертые из этого мира по какой-то мистической шутке. Но помнимые Хибари, который спокойно убирал каждое личное дело, не уничтожая его. Собирал целое кладбище памяти.

Эта прогулка не была патрулированием, и вообще Хибари был поглощен своими мыслями: как потратить имеющиеся деньги, как лучше выйти на ночную охоту, будет ли дома Кьюбей, давно утративший к Кё интерес, в общем, думал Хибари только о чем-то насущном и обычном, а не о спасении мира или о печальных событиях прошлого. Сказать по правде, ему и вовсе хотелось спать, но, если он придет сейчас домой, то вечером ему будет решительно нечем заняться. А так - прогулка, на сон отводились вечерние часы, а на ночь - обычная работа, борьба за чистоту города.

Каким образом его занесло туда, где начинался тупик, Хибари, как раз подсчитывающий количество корма своей канарейки, не понял. Он остановился было, почесал в затылке и собрался уходить, как взгляд его упал на стоящих чуть впереди парней. А между их спинами (нет, широкими, конечно, ничего не скажешь, но сутулые и явно не раз битые) хорошо просматривалось чужое платье. Хибари спокойно пошел вперед: эта территория мало того, что принадлежала еще его школе, если подумать - вон она, недалеко, да и травоядных в стае он не любил. И вообще... слабых бить плохо.

Он мог бы перевоплотиться, благо, костюм у него был не самый яркий, а тонфа и наручники были отличным средством воспитания, но не стал: и так его тело было куда сильнее, чем у обычного, среднестатистического травоядного. Поэтому Хибари просто подобрал рядом обломок бруска почище и пошел "знакомиться". Если, конечно, они его и так не знали.

Обломанным концом бруска Хибари весьма вежливо, надо полагать, ткнул одного из парней в пояс и поинтересовался своей фирменной фразой, которая пугала немалое число темных элементов Митакихары:
- Забить до смерти?

Силуэттэ смотрела на группу из пятерых как на некое моменто её прошлого естества. Вороны – не иначе. Гаденькие и мелкие, уцепившиеся за единственную крепкую птицу в их стае и шакалящие потихоньку.
При упоминании зашитой варежки в голову невольно вползло воспоминание об одной ведьме, чей рот был зашит черными нитками, а глаза выколоты.
- И чего же хотят страшные держители пришкольных дворов от меня? Платье поносить? – с показным раздражением она дунула на чёлку, желая достать из-за спины своё «смертоносное оружие», но в тот же момент к пятерым фигурам присоединилась шестая, явно настроенная в оппозицию хулиганам.
Отсюда – из-за спин нападавших, было тяжело увидеть его очертания. Лишь голос выдал в «спасителе» мужчину. Пожалуй, еще юношу.
Но что мог сделать один герой, пусть даже вооруженный увесистым предметом неизвестного происхождения против пятерых? Даже если ему поможет хрупкая девчонка?
- О! Это же Какадаяси! Он чемпион школы по карате! – решила было припугнуть «ворон» малютка, да вот только не учла, что её попискивания никто и не слышит. «Чемпион шайки» решил лично заняться мнимым Какадаяси, а вот своих шакалят направил на «девушку в беде».
И из этой ситуации выходов было аж три:
Первый и самый логичный – достать из-за спины прутик и отхлестать по попкам малолеток, да так, чтобы потом их матери никогда в жизни не могли бы без боли посмотреть на срамное место без слез.
Второй и менее логичный – это притвориться той, кем бы девочка была бы, не являясь волшебницей. Упасть в обморок аль заплакать, быть избитой, не сопротивляться – в общем и целом стать жертвой.
И третий вариант, который мы оставим пока за кадром.
Юная мисс решила прибегнуть ко второму, ибо не знала, стоит ли выдавать свою сущность первому встречному, пусть и столь благородному. Ибо не знала, сможет ли тот справиться с громилой и его шайкой в одиночку. Ибо это и вправду мог оказаться красавчик Какадаяси, который бы вызволил бы её из беды, а потом бы началась долгая и прекрасная романтичная история!
Тело волшебницы позволяло отрешиться от боли.
Она тихонько прикрыла глаза, позволяя себе расслабиться, напевая про себя считалочку, чтобы уйти от реальности, чтобы не понимать, что сейчас происходит:

В тот момент она не почувствовала как хрупкие ручки заламывают за спину и держат так крепко, что аж кожа хрустит, что аж кровь не течет.
В тот момент она не почувствовала как  острый кулак впился осою в живот, оставляя синяки, порою гематомы.
Её глаза всё так же оставались закрыты, а тело расслаблено.

Хулиганы, решившие предоставить Хибари боссу, оказались на редкость трусливыми типами, и после того как Кёя освободил девочку из их лап, занялись обычным для себя делом - стали пресмыкаться. Школьные герои явно знали Хибари, поэтому один из них побледнел и упал на одно колено, второй принял отсутствующий вид, словно его здесь не было, а третий и четвертый (с поврежденным пальцами) начали маленькими шажками отходить прочь.
Переломный момент в этой безусловно непростой ситуации произошел неожиданно - со стороны, куда утопал старшеклассник "босс", раздался электрический треск и громкий, нечеловеческий крик. Хулиганы, как по команде, обернулись на него и даже самому подслеповатому взгляду открылась интересная картина: главный задира прижимался к стенке, пытаясь отползти подальше от девушки в черной школьной форме старших классов и наброшенном поверх плаще, особенно уместном в жаркую погоду. В руке у незнакомки грозно искрился электрошокер, которым она, по всей видимости, причинила страдания "боссу". Эта картина подействовала на мелких криминальных элементов словно выстрел пистолета на старте стометровки - они сорвались и рванули прочь из переулка, огибая девушку (которая и не пыталась их остановить) и своего главаря, которого они благополучно бросили.
Тем временем, картинно дунув на шокер в стиле ковбоев Дикого Запада, девушка двинулась к застывшей парочке. Во взгляде у нее плескалось дружелюбие и милосердие, и,  если бы не одежда школьницы и азиатская внешность, ее можно было бы принять за малолетнюю воспитанницу католического монастыря.
- Справились без меня? Молодцы, ребятки. Я их уже давно ищу. Эти подлые малолетки украли у моей сестренки кошелек... - Она подошла поближе. И Хибари и Флорентес сразу ощутили, что она не имеет никакого отношения к ведьмам или волшебницам.  - Аюми! Аюми Игараши, если угодно! Эй, девочка, а я тебя знаю! Я видела тебя, когда ты покупала сладкий рулет в кондитерской неподалеку. Это они из-за него на тебя напали? - дружелюбный тон и легкая насмешка в голосе.
Аюми повернулась к Хибари, удивленным взглядом изучив палку в его руке. Можно было подумать, что она его не узнала, но неожиданно лодяной взгляд, который скользнул по лицу стража и был виден только ему, говорил об обратном. Девушка явно знала Хибари, знала хорошо, но старалась не показывать.
- Вы же из ближайшей школы? Заблудились?

Он бы справился сам: травоядные уже встали в позы пьющих оленей и были готовы на все, лишь бы их не трогали. Люди, как не крути, по большей массе для Кёи выглядели как карлики - надменные, пока у них есть уверенность в собственной силе, и пресмыкающиеся, когда этой силы у них нет. Вот и сейчас он уже хотел брезгливо плюнуть и уйти, но в дело вмешалась третья сторона. И если бы эта третья сторона кинулась на Кёю, он бы меньше удивился, чем сейчас, когда его потенциальную жертву приготовили, так сказать, с дымком. Ну что ж, шокер тоже хорошо, но это оружие для девушек, коей и являлась "третья сторона". Хибари же признавал в качестве оружия что-то, что требовало большей работы руками. Поэтому он слабо кивнул (благодарить, как ему казалось, было не за что), и молча подошел к пострадавшей.

Все-таки он немного не успел, потому что на чужом лице красовался синяк и выглядела она как-то странно, Хибари, например, показалось, что болезненно. Здесь надо пояснить, что Хибари видел болезненность во всем, если хотел это видеть: например, если Хиберд съел слишком мало корма (а посмотреть, куда делся утренний завтрак, и почему по столу разбросаны ошметки яичницы - слишком просто). Свято веря, что его птица - нормальная, Хибари не видел или не желал видеть ее странную тягу к каннибализму и каждый раз списывал пропажу яичницы на явление потусторонних сил, а "ухудшившийся аппетит" - на болезненность Хибёрда. Но в этот раз все было слишком очевидно: откуда-то текла струйка крови, да и вообще вид после валяния в местной грязи у девочки был как-то не очень.

Хибари пошарился в карманах и вытащил аккуратно сложенный платок, слегка запылившийся на сгибах от долгого лежания, но все же чистый, и протянул его жертве событий. Потом неохотно повернулся к вмешавшейся в его карательную операцию девушке и медленно проговорил:

- Ты извини, - пауза. - но я не слушал.

Он снова помолчал, соображая, что делать дальше, а потом добавил:

- Ей, мне кажется, помощь нужна. - в этот момент, как раз, его застиг вопрос от жертвы, что называется, врасплох, и Хибари снова покачал головой - Нет. Не встречались.

Он бы добавил еще "я тебя вообще не помню", но не стал, чтобы не усиливать напряжение ситуации.

- Нет, что вы! Я в порядке, - вымолвила миниатюрка, принимая платок и аккуратно вытирая ссадину на щеке. Юноша казался одним из тех замечательных людей, что в большинстве случаев предпочитают действовать, а не чувствовать и обдумывать сложившуюся ситуацию.
Силуэттэ любила таких. До тех пор, пока они не начинали командовать ей или же стараться распорядиться судьбой её подопечных.
«Из тебя вышел бы отличный герой моей сказки», - подумала девочка, принимая очередной платок из рук уже спасительницы.
- Играши-сан, благодарю вас, - пострадавшая говорила несколько картинно, может быть даже наигранно, но такова была её натура. Всё же, прожитые годы в «зазеркалье» не бесследно.
Флорентес неспешно поправила свою одежду, вытерла платком глаз, а вместе с ним и синяк, что волшебным образом попросту пропал.
И тут Аюми упомянула в своей речи неких огромных воронов, что терроризировали, по её словам, весь город. Самоубийства – это, понятное дело, работа ведьм. За них Флорентес всегда успеет взяться, тем более, что после таких вот выкрутасов и игр в «несчастную страдалицу» ей определенно понадобится новая подпитка. А вот вороны – это уже дело давнее, личное и явно ведущее к хорошей драке.
- Говоришь, чернокрылые развелись, - девочка молвила это скорее себе под нос, нежели пыталась  донести свою мысль собеседнице, - Странно видеть их здесь. Они же не могут открывать двери. Не умеют даже маленькие оконца проделывать. Неужто нового Короля избрали? – странно рассуждала девочка, оживившись, словно бы и не было только что избиения в подворотне.
Краем янтарного глаза она заметила, что бомж в уголке всё еще мирно посапывал.
- Аюми, мистер … э-м-м… - молодой человек так и не представился, оставаясь всё еще незнакомцем для волшебницы, - Я предлагаю нам отправиться в этот ваш самый парк и разобраться на месте с тем, что творится в этом богом забытом городе! Нечего сидеть сложа руки и глядеть как честной люд мрет под телегами! – архаичная речь лилась с запалом такой силы, что можно было бы яичницу подогреть на ней.

Аюми явно собиралась уходить, проигнорировав призыв Силуэтте сходить в парк, как ее довольно грубо остановил Хибари. И ответом ему была дикой силы оплеуха, которую ему влепила старшеклассница с разворота. Человек явно не мог ТАК бить - сила и скорость превосходили самого быстрого боксера. Впрочем, девушка тут же извинилась, виновато разводя руками:
- Прости, у меня тяжелый день. Но обязательно было меня хватать? Это рефлекс... - она вздохнула и поправила волосы, которые выбились из сложной прически во время резкого разворота. - Ребятки, а вы точно совсем-совсем нормальные? Вам говорят куда не лезть, а вы начинаете ерундой заниматься. Ох, ладно. Черт с вами.
Аюми развернулась и подошла поближе к Флорентес, делая знак Хибари следовать за ней. На лице у нее было написано некое отвращение, словно ей было больше нечем заняться, чем просвещать молодое поколение. В целом же, если бы не плащ в теплую погоду и здоровенный шокер, ее можно было бы назвать нормальной. А так...
- Начнем с того, что эти "дикие" вороны совсем не то, чем может показаться. Птицы весьма агрессивны и стаей могут так отделать человека, что от него костей не останется. Мэрия обещает заняться проблемой, однако пока они наймут своих работников для отлова, пока они приедут да пока всех переловят... В общем, они в парке обитают, гнезда вьют что ли? Не ходите туда, ладно?
Аюми вздохнула и страдальчески посмотрела на Силуэтте. Она явно что-то недоговаривала и вообще, вела себя сверх подозрительно. Особенно если учитывать, что она была человеком... Если, конечно, была. Для волшебницы и стража (в особенности Хибари, после такой вот оплеухи) она могла показаться втройне подозрительной.

Не день, а наказание какое-то, свалившееся на голову Хибари за то, что он выкинул бумажную обертку в контейнер для пищевых отходов, потому что больше грехов (ведь не будет же считаться за грех то, что он сегодня попортил шкуру парочке паскуд или что прячет документы пропавших в мирах ведьм у себя в кабинете?) за ним не было. Хибари был воинствующим праведником, но сегодня он выкинул бумажную обертку в неположенное место и получил за это в самом прямом смысле. По лицу. Мораль сией истории такова: не спасайте травоядных от травоядных, прибегут еще травоядные и достанется уже тебе.

Девушек он не бил принципиально, поэтому просто устало выдохнул и отошел на пару шагов: удар у нее был хороший... слишком хороший... нет, постойте, чересчур хороший. Уж на что Хибари, который за почти четыре года своей новой жизни понял, что ему причинить боль давно стало проблемой, мог уверенно сказать, человек ему ощутимых повреждений не нанесет. Так то человек...

Глаза цвета стали сузились, превратившись в черные щели, из которых шла еще не угроза, шло подозрение. Да пусть хоть целая толпа волшебниц мимо бегает, лишь бы она не затрагивала интересы Хибари и его самого не беспокоила. Он впервые ощутил усталость, которая за эти четыре года давила на его плечи, и которую так легко разбудила миниатюрная девчонка, а ведь ее, казалось, пальцем тронь - развалится. Если она человек, то ему пора на покой. Пора забыть о беготне за ведьмами. Если она волшебница, это новый бой за территорию, потому что кому-то хочется больше семян, кто-то выращивает их из миньонов, не жалея парочки людишек, а он просто рационально расходует силы и старается не ходить мимо больницы, потому что стыдно.

Так что же ты, кто же ты, Аюми Игараши? Признак ли ты того, что Хибари пора сложить с себя обязанности защитника города или же угроза правам на его участок, волшебница, к которой стоит присмотреться? Кто ты?

Насчет спасенной Хибари был спокоен, а зря, и она, жизнерадостно вопя что-то про победу над силами зла, рванула к парку. Вот это уже точно была катастрофа. Аюми, которая оставалась для Хибари закрытым сундуком, и жертва недобитая, которая, может, Кёю и не интересовала, но если ее сожрут вороны после того, как он столько за нее огреб... Женщины! Их логика непобедима и глупее логики Хибёрда, который вон даже Вивальди иногда насвистывает. Куда теперь рвануться?

- Послушай... - безразличным тоном завел Хибари. - Если ее сожрут вороны, это будет твоя вина.

Он помолчал, смотря на убегающую фигурку.

- А я сомневаюсь, что справлюсь там один. Поможешь мне?

Позор на всю округу. Хибари помощи просит, да еще и признается в собственной некомпетентности - это ж как светопреставление, честное слово.

Возможность лишний раз с головой окунуться в прошлое, столь драгоценное раненному сердечку, вела за собой девочку со странным именем.
Она перестала дышать, забывшись в своём беге. Ёе крохотный моторчик не отсчитывал положенных человеческому телу мгновений, а само тело стало лишь инструментом для переноса души из «пункта А» в «пункт Б».
В дневном солнце она неслась сквозь безлюдные улицы, поблескивая ключом посреди груди, глазами оттенка драгоценного янтаря, да нежно-голубым переливом волос.
Пыль летела из-под ног, светило било в очи, да жгло личико; цветение било прямо в нос, поражая буйством красок и ароматов. Время в Митакихаре словно бы застыло.
И вот контраст: краски улетели прочь, мир наполнился звуками шебуршания и скрежетов. Ветви деревьев: каждая занята черной пернатой птахой со сверкающими глазами, окружили Флорентес.
Отчего-то, казалось, что в этом месте сама жизнь как явление были бы невозможными, лишними.
До боли знакомая обстановка парка была сейчас искажена, вывернута наизнанку, но не внешне (хотя странный цветовой монохромный фильтр явно изменил мироощущение от этого места), а в сути своей. Здесь буквально воняло ведьмой, её присутствием и разлагающим любые благие помыслы влиянием.
И ведьма та была столь сильной, столь отчаянно многочисленной в своем проявлении, уже успевшей выползти из своего маленького мерзкого закутка, что Силуэттэ и думать забыла открывать в таком месте проход между мирами. Даже сейчас – в этом недоделанном с точки зрения формирования ведьминых гнезд пространстве, она чувствовала, что лишь навредит своему мирку. А посему, надеяться оставалось лишь на то, что её новоиспечённые спасители не поленятся и принесут сюда свои тушки поскорее.
«Еще лучше будет, если хотя бы один из них окажется тем, кто мне так сейчас нужен», - развязался клубочек мыслей.
Девочка достала из-за спины дубовую веточку, прицелилась, прищурив один глаз и потешно высунув кончик языка изо рта, да запустила в «каркушу» своим орудием, прокричав:
- Чего расселась? Зови мамку! Живо!
Ой, что потом началось! Карканье возмущения, перекрики между ветвями, блеск черных и красных глаз, волнения мировой ткани…
Сейчас весь парк словно осиный улей загудел, заухал! Где-то местами пространство исказилось. Проступили на горизонте столбы с высоковольтными проводами, где-то ударила в лицо ослепительно-белая дорога, под ногами трава стала серой как ком грязи. Но лишь на мгновение, чтобы вновь смениться привычной парковой атмосферой. Пузырь, что был тонкой гранью между миром ведьмы и миром нашим вот-вот лопнет и тогда всё это выльется наружу отвратительным фонтаном серой мерзости.
«Еще одна осенняя душа», - на устах Флорентес появилась многозначительная улыбка.
Улыбка, совсем не характерная обстановке: ведь сотни птиц кружили сейчас над ней в страшном  вихре – водовороте черных перьев, клювов и когтей.

Вообще, птицы отреагировали на слова слегка странновато. Силуэтте явно их разозлила, и если на секунду забыть о том, что это наверняка были миньёны неизвестной ведьмы, то можно было подумать, что это обычные вороны. Ведь они себя повели как настоящие вороны - громко закаркали и сорвались с деревьев, кружа над обидчиком. Прибежавших на место происшествия Аюми и Хибари просто оглушило злое карканье трех десятков птиц, готовящихся к нападению на Силуэтте. Разве что на головы они не гадили... В отличие от Хибари, применившего наручники для сковывания и удушения отдельных особей, Аюми решила занять позицию наблюдательницы. Нет, конечно, она достала из рукавов свое оружие - большой черный пулемет "Печенег", выглядящий невероятно громоздко в ее маленьких ручках, но стрелять старшеклассница не спешила.
Вороны между делом явно осознали, что противостоит им кучка неудачников, которые только и могут что кидаться самокопирующимися наручниками: разделившись на три группы, примерно по десятку в каждой, они стали стремительно падать с неба вниз. Часть, рывком опустившаяся на Силуетте, вцепилась девчонке в лицо и плечи, стараясь оцарапать ее острыми как бритва когтями. Часть, ринувшаяся на Хибари, попыталась всей массой повалить его на землю и заклевать. Хуже всего пришлось Аюми, так как она не успела среагировать своевременно и пулемет начал выплевывать магические пули гораздо позже, чем следовало. Одна из стремительных ворон пробила ей острым клювом плечо, где и застряла, вторая выбила из руки гашетку Печенега, остальные так или иначе нанесли мелкие раны, свалив волшебницу на пятую точку. И пусть после ее выстрелов на земле осталось лежать две мертвые тушки, было ясно что первую волну волшебница проиграла, что явственно было написано на ее искаженном болью лице.

Отредактировано Game Master (2013-06-07 12:57:43)

"Господи, да кто ты!" - мысленно обратился Хибари к девчонке, которая скакала впереди, визжа от восторга, разбивая ворон на куски одной палкой, и между тем, будто бы и не волшебнице совсем. Но ему задумываться на эту тему было банально некогда - он отбивался от ворон, размахивая тонфами с усердием пропеллера самолета. А потом девчонка обратилась к нему, Хибари машинально перевел взгляд на нее, думая, что миньоны уж никуда не денутся, и узрел, как она совершенно небрезгливо жрет труп вороны. "Маать вашу, что тут происходит?!" - успел подумать он, а потом вороны перешли в наступление.

Он их недооценил. Немного. Эти мерзкие птицы, сородичи которых не давали жизни людям в этом городе, были сильнее, пожалуй, чем какая-нибудь слабенькая ведьма, и вот его уже окружили птицы (Хибари машинально замотался в плащ, укрываясь от их острых клювов, и все равно ощущал, как они пытаются проклюнуть через ткань и оторвать кусок теплой плоти), живой массой давя и пытаясь свалить, разорвать плащ и вдоволь нажраться. Где-то за спиной застрекотала и сразу же оборвалась очередь - значит, достали и до Аюми.

"Нибори"

Чужое лицо только на секунду появилось перед глазами, а Хибари уже понял, что не даст этим двоим умереть. Потом, он, конечно, применит к зеленоволосой все методы возможных пыток, чтоб узнать, с чего ей в голову взбрело есть трупы ворон, да и вообще, кто она, но сейчас он не даст им умереть.

Он ничего не забыл. Помнил все так ярко, как вчера. Даже несмотря на то, что сам запретил себе переживать по этому поводу, несмотря на то, что занимался глупым "искуплением" и избегал ходить мимо больницы, не зная, как смотреть в глаза тем, кто отправляет очередного "внезапного мертвеца" в морг. У него за спиной был такой грех, что, будь он чуть более верующим, он бы бил себя кулаком в грудь и говорил, что попадет в ад. Но одного греха на эту душу было более чем достаточно, поэтому...

Плащ вдруг резко распахнулся, вороны было метнулись под ткань, но их встретили тонфа, из которых полезли лезвия, полезли беспорядочно, будто древесные ветки: а когда-то это были жалкие бритвочки ровными рядами, но не теперь. Все птицы, что жаждали теплой крови Хибари Кёи, насаживались на торчащие клинки, бились в конвульсиях, иногда успевали вцепиться в его тело клювом и замирали, давясь последним "Кар".

Это все из-за Нибори, Хибари знал это.

Атака от Аюми была отбита, но все они были потрепаны, и потрепаны жестоко: сам Хибари был в крови, пусть даже наполовину эта кровь была вороньей, а лицо его от уха до уха через переносицу пересекал след когтя. Наручники, упавшие с трупов, и выпавшие из-под плаща, зашевелились, защелкали, и выстроили решетку, отгораживающую их от дальнейшего прохода в мир ведьмы, но и от ворон, которым оставалось только бессильно биться в стальную стену.

Хибари подошел к "соратницам", неловко пытаясь вытереть красную дорожку на лице, сочившуюся из свежей раны (интересно, шрам будет?). Посмотрел в чужие глаза и покачал головой. Если они хотят победить ведьму, то... То так не пойдет. Поодиночке они бесполезны.

Силуэттэ все больше и больше нравился этот неказистый паренёк, что размахивал своими дубинами направо и налево, как представитель правопорядка на вечеринке после футбольного матча.
«Жаль, что я слишком рано раскрыла свои карты. Его уже не обманешь» - закусив нижнюю губку, помыслила волшебница, делая очередной тяжелый вдох.
Этот странный серый мир, что держала неизвестная ведьма, налился алым бутоном отчаяния и усталости. В тот момент, когда «защитник» встретился с ней глазами, она увидела, что тот так же попросту не знает, отчего эти пернатые, что по сути своей были лишь жалкими птицами, сейчас рвали их тела, да унижали некогда гордых волшебниц.
Облизнув губы, на которых всё еще стоял привкус вороньего мяса, Силуэттэ тихонько вымолвила:
- Нужно отступать. Я не чую здесь …, - но краткую речь прервали истеричные крики Играши. Отчаянье заполнило её душу, закралось в сердце и теперь слетало с уст черной гнилью, падая на землю, рассыпаясь в воздухе трухой, заливая собой уши её сотоварищей на этот бой.
Но резкий шлепок разогнал эти крики. На щеке Аюми красовался красный отпечаток ладони Флорентес. Та смотрела на девочку жестко, с каким-то призрением, непониманием.
- Ты волшебница, Играши! – выкрикнула она, продолжая таращиться единственным глазом на стоящую пред ней дурёху с тусклым, как сама тьма, самоцветом, - Ты – надежда для всех. Ты спасение! Не смей мне здесь затухать, слышишь! -   она схватила её за руки, да подтянула к себе, а после еще раз сильнее повторила: - Ты волшебница!
Несколько секунд их глаза смотрели друг на друга в повисшей отчего-то тишине. Улетели ли вороны, перебились о защиту, что поставил молодой человек, аль момент сей протянулся для этих двоих настолько долго, что прошедшая секунда вылилась в вечность, я не скажу.
- Уходим, - обернулась насквозь мокрая от крови девушка с некогда небесным цветом волос.
Её левая рука протянулась в сторону, выпустив при этом задеревеневшие пальцы Аюми. Пятерня развернулась ладонью кверху, сделала манящий жест раз, другой… И пространство вокруг начало искажаться, словно бы в этом месте кто-то только что выпустил волну тепла. Силуэттэ неспешно дотронулась до самоцвета-ключа, что висел у неё на груди. Яркий свет, будто бы прорвавший саму ткань мироздания, озарил мрачный мирок из высоковольтной линии и бесконечной серости. Яркая щель, из которой сочились краски, цветы, капала вода, да откуда осыпалась землица  ярко-песочного цвета, манила осажденных.
Играши ожидал сильный толчок в бок, который тут же должен был затолкать истеричку в портал.

Стражу и.. непонятной девочке, больше смахивающей на нетипичную ведьмочку, чем на волшебницу, удалось почти невозможное: они приостановили воздействие тьмы на Аюми. Возможно, все дело было в пощечине, возможно, в словах, но Аюми смогла вернуть себе контроль над ситуацией. А возможно, ей помогла ладонь Хибари и его мягкий тон. Рука волшебницы метнулась за пазуху, вытаскивая на свет божий черное семя скорби, от которого слегка веяло ужасом. Слабое, почти полностью использованное семечко,  которого хватило лишь на половину самоцвета, оно рассыпалось в прах после использования. Зато девушка встала на ноги, как ни в чем не бывало. На лице ее было написано удивление, особенно когда она проводила глазами закрывшийся за Силуетте портал. Кажется, она поняла ее секрет, но не спешила разбираться с малявкой, которая ее очень сильно выручила.
- Ну, последнее использовано. Это был запасной вариант, а теперь назад дороги нет. Спасибо, но... Я уже близка к концу. Другое дело, каким он будет?
Аюми отвернулась от Хибари. Валяющийся неподалеку пулемет внезапно полетел к ней и убрался обратно в рукав.
- И все же, я вам благодарна. Вы показали мне дорогу вперед. Мне нужно найти Кёске, объяснить ему кое-что. Я не говорю прощайте. Свидимся, Хибари из дисциплинарного комитета! - Волшебница развернулась и быстро побежала прочь из парка, больше не оборачиваясь.

Щелчки тонфа, прячущих внутри свой арсенал внутри, как отличного качества швейцарский нож. Тихо рассыпающееся Семя Скорби, убегающая куда-то Игараши, и, наконец, кинувшаяся ему на шею, зачем-то уткнувшаяся туда носом девчонка со странными голубыми волосами, суть которой он пока не понимал, да и не хотел. В кои-то веки он просто устал. И, с некоторым милосердием, списал появившийся портал в солнечное место, на усталость глаз, чтобы простить голубоволосую за их спасение - Хибари умел не замечать.

Он остался один, вернулся к одиночеству, которое так любил и ждал, зачем-то тронул пальцами рассыпавшееся Семя Скорби. "Свидимся", "Спасибо за защиту", "Семпай". Кого он защитил и кому успел помочь? Да никому, в принципе, только себя прикрыл плащом вовремя и не заработал выцарапанный глаз, а всего лишь царапину поперек носа. Может, и не царапину - значения не имело. Он защитил-то только свое желание, а не выступил защитником чужих, разве что милосердно остановив их от гибели, но помог ли самой Игараши? Нет. И уже не поможет, потому что сейчас придется снова уйти, пойти домой - а он не любил дом - найти запылившуюся от времени аптечку и попытаться оказать себе первую помощь.

Солнце, клонящееся к горизонту, пустынный парк - им повезло, к вечеру тут не так много народу, потому что попасть второй раз в больницу Хибари не хотел. Плащ за спиной рассыпался, вслед за ним рассыпался и костюм - Хибари снова был школьником, который случайно поранил лицо и руки. Случайно, и для этого не стоило вызывать врачей, чтобы ему помогли. Он повертел в руках свой Самоцвет Души, пожал плечами - не так уж и много. У него было время убить ведьму, которая окажется слабее, и вычистить камень до синего блеска. Подбросил на ладони, поймал уже кольцо, крепко схватившее его за палец.

Пора было идти домой, самыми странными закоулками, чтобы не натолкнуться на прохожих, которые своим сердоболием испортят ему пару дней жизни. Пора.

Хибари поднялся с колен и уверенно зашагал в сторону самого глухого района, который так удачно тянулся почти до его дома. Наверно, больше не надо спасать девушек от хулиганов.