«Безрассудная и глупая» - корила сама себя волшебница, заходя всё глубже в складские помещения. Яркая жёлтая лента, опоясывающая её животик поблескивала в лучах уличных фонарей, что с трудом проникали сквозь грязные окна. Эта маленькая ниточка могла сослужить хорошую службу для ещё столь неопытной и горячей волшебницы, что именно сегодня захотела почувствовать себя звездой сцены, чтобы хоть раз показать Томоэ ,что она не просто девочка – оруженосец, а настоящий боец, которого стоит уважать.

Этим днём девочки случайно наткнулись на жертву поцелуя ведьмы: молодой мальчонка брёл по улицам, словно бы завороженный, мямля про себя унылую мелодию, да глупо улыбаясь. Обычный человек бы заподозрил за этим наркоманию. Волшебницы же знал, что смертоносные зелья тут не причём.

Когда Саяка и Мами смогли оттрясти молодого человека от состоянии прострации, да вылечить его светом надежды, что бился в их чистых сердцах, выяснилось, что тот бродил по заброшенным зданиям Митахикары, но вот где именно, парень вспомнить не мог. Пришлось прошерстить по меньшей мере десяток вариантов, чтобы найти таки наконец гнездовье твари, да и не факт, что именно той, которая поставила «засос» на бедолаге.

За мыслями Мики не заметила, как пересекла невидимую грань между мирами. Пропали крохи света, что освещали пыльные покои ведьмы в реальности. Всюду раскинулась темнота – хоть глаз вырви! И лишь ковровая дорожка, обрамленная золотыми лентами, вела вперёд – всё дальше в тёмные покои смертоносной твари.

Храбрый воин взяла себя в руки, уняла дрожь в коленках и двинулась вперёд, ощущая надёжную нить, что связывала её с наставницей.
«В этот раз я покажу ей, что я могу сделать всё сама» - приободряла себя голубой рыцарь, делая несколько уверенных шажков по «языку в бесконечной пасти».

В битвах с ведьмами Саяка больше всего не любила даже не проклятую неизвестность, не кошмарный вид самих хозяек мира и не опасность стать закуской для изголодавшейся по юным девичьим телам тварей. Она ненавидела то, что даже её восприятие могло подвести: где-то не было цветов, где-то формы даже самой волшебницы смешно искажались, а где-то было так тихо, что нельзя было услышать даже собственный голос, хоть кричи изо всех сил.
Но здесь ничего подобного ей не встретилось.

Она неспешно пробрела мимо столика, на котором стояла бутылочка. Изящный флакон был подписан, но надпись как всегда была на «белебердячьем» языке ведьм:

Приподняв (пусть Мами тысячу раз учила её не трогать того, что не относится к делу и не нужно прямо здесь и сейчас) бутыль, да повертев её в руках, рыцарь в белоснежном плащике почувствовала теплоту. Это было странно и несвойственно миру ведьм – быть тёплым. Тем более в таком мире, что предстал пред Мики сейчас.

Но она не стала откупоривать его, вспомнив наставления старшей. Лишь аккуратно поставила на стол, да двинулась дальше, ещё раз обернувшись на заветный источник теплоты, делая шаг дальше. Через несколько метров волшебница вновь наткнулась на идентичный стол. В этот раз она не удержалась и прихватила флакон с собой: интуиция так и била в барабаны, что сувенир может оказаться полезным.

«Мами-сан будет очень недовольна, но шестое чувство никогда меня не подводило», - размышляла героиня страшной сказки, бредя всё дальше по чёрной словно смоль дорожке, да следя краем глаза, чтобы протянутая за ней золотая лента не задела флакончики на столах.

Прошло несколько мгновений и она пришла к концу дороги – лишь два высоких фонаря освещали небольшой островок пред верёвочным мостом. Показали свои лица обитатели мирка: ноты, которые юная любительница классики тут же в мыслях назвала по их звучанию.

«Мой враг – музыкант?» - пронеслась неловкая мысль, после которой Саяка сделала осторожный шажок верёвочному мосту, да аккуратно поднесла сапожёк к дощечке, но тут же остановилась, увидев лицо мальчишки на ней. Поначалу она было подумала, что это какой-то аквариум-тюрьма, за которым с несчастным выражением лица сидит ребёнок, но после поняла – это лишь фотоснимок.

- Наверное, ты жертва этой гадины, малыш, - слетело с губ бравой освободительницы мира от зла.
Она провела пальцами по поверхности заскрипевшего моста, после чего выпрямилась. Ей было боязно пересекать эту пропасть, но иного выбора не было. Или всё же был?

Девочка откупорила бутыль с тёплой, а после попадания туда местной атмосферы и горячей, жидкостью и осторожно капнула на дощечку с фотографией.

Мир перевернулся с ног на голову: словно бы в живом театре менялась декорация под действием кручения шестерней под сценой. Волшебница не чувствовала ни падения, ни движения – она была на том же месте, изготовившись к бою, да держа в руках по абордажной сабле.

От ожога руку спасла перчатка, от пугающего чувства потерянности – надёжная нить за поясом. Саяка быстро и ритмично дёрнула её пять раз, давая понять Мами, что цель найдена, и рыцарь в белом плаще ещё носит голову на плечах.
Залу заливали звуки рояля – апатичное бренчание, вкрадывающееся вглубь сердец, да рождающее там зерно отчаяния. Гадкая и противная методика против волшебниц, что только и жили верой, надеждой и тёплыми помыслами о благих деяниях. Шаг в сторону отчаяния – конец сказке.

Но эта дрянь уже лилась по ушам Саяки, заползая через мозг в само сердечко, что по странным стечениям обстоятельства называлась самоцветом душ. Капелька черноты возникла и с первой печальной мыслью: «Кому я пытаюсь что-то доказать?», за ней пропела под флейту крысолова и другая: «Никто ведь не оценит этого. Никому не нужен твой подвиг».
Сабли затряслись в руках, капля пота скатилась с её лба, пробежала по носику, а после упала в темноту. Саяку тошнило от этой музыки, и она хотела поскорее разделаться с зубастой тварью, чтобы сбежать из её мерзкого царства.

Глубокий вдох, за ним выдох и с уст девочки полилась уже её мелодия – нежная, тёплая, словно распускающийся цветочек под лучами весеннего солнца. И пусть девочка не обладала чарующим голосом, подобный приём, подкреплённый должными мыслями, рушил на нет все мерзкие мыслишки, глушившие храбрость и благородство.

- Я здесь для того, чтобы закончить твою печальную песню! - выкрикнула она, рассекая воздух мечом. Серьезное личико волшебницы говорило о решимости, но обращалась она скорее к себе, так как знала: пред ней тварь, что уже не несёт за собой ни души, ни разума, ни судьбы.

- И этот поступок увидим лишь ты и я! – сабли наголо, стремительное движение и Саяка, сияя небесными цветами, рассекла тьму яркой вспышкой света. А с ней и два клинка, метящих в чёрных, словно самая темная ночь зимы, глаза. Песня, что она пела про себя не стихала и тогда.

Рвут, мечут, путаются под ногами – всё это мерзопакостные нотки, что сыпались с тёмных небес подобно граду. Они как снег, облепляли Саяку с ног до головы, не давая прохода. Тут не спасала ни скорость, ни реакция – увернувшись от одного, она «вставала» в пятерых, что тут же прицеплялись к волшебнице своими крепкими ручонками.

Мечница пыталась пронзать их клинками, что один за другим превращали тушки тварей в лежащие на полу каракули, но на каждого убитого приходили новые и новые, словно бы лившиеся с этой неугомонной мерзкой мелодией. От её звучания в голове сильно гудело, болели глаза и уши, зубы ныли, словно бы там поселился самый большой и страшный кариозный монстр.

Но этому пианинному чудищу было мало утопить её в своих детях: с небес хлынули вострые, словно бы клинки, перья, что с ужасающим грохотом и треском превращали монолитное покрытие пола в сеть трещин и царапин. И если по началу Микки боялась, что этим тварь хочет добить её – лишённую возможности быстро двигаться, то как только с кошмарным свистом очередное «перо» упало за её спиной и тёплое ощущение дружеской поддержки  туту же схлынуло, унесённое волной музыкальной какофонии, Саяка всё поняла: эта тварь разумна.

Более того, она каким-то чудом знала, что ленточка, волочащаяся за ней, это не просто красивое украшение или трос на случай того, что рыцарь без страха и упрёка заблудится в лабиринте.
Она знала, что там, на конце этого золотого штриха, сидит ещё один блюститель добра и справедливости, что мог бы в считанные секунды превратить её морду в швейцарский сыр.

Девочка взревела словно раненый зверь, что есть мочи раскидывая мелюзгу вокруг себя. Она топтала, кромсала, рубила, протыкала их, не щадя сил до тех пор, пока её тело не смогло дышать свободней.
Настоящий ураган из клинков, что теперь летели во все стороны аки копья, обрушился на прихвостней «живого рояля». Порой она промахивалась, порой запиналась – музыка буквально выедала силы из неё.

Наконец, она метнула множество мечей в сторону монструозной фигуры, а затем, подхватив одно из перьев, скинутых небесами этого мира, Саяка метнула его вдогонку восьми клинкам, что уже со свистом рассекали пространство между героями сказки.

Какафония из звуков, что теперь язык не повернётся назвать музыкой, давили на психику девочки со страшной силой. Дело шло к галлюцинациям, потере ориентации в пространстве, тошноте (малютку вырвало на одну из ноток, когда её ухватили за юбчонку).
Сейчас Мики отчаянно желала лишь одного: проснуться, выползти из этого кошмара, что затёк в её уши, дополз до мозга и ударил в сердце.
-Я так больше не могу, - шептала небесноволосая, падая из цепких лап «рояля» в хоровод нотных знаков. Вслед летела чёрная аки смоль смерть. Острая, опасная, ужасающая.

-Саяка! – ногу оплела яркая золотая лента – точно такая же, как и та, что была разорвана несколько минут назад. Она резко потянула волшебницу вверх, спасая от перьев, что с ужасающим хрустом рассекли мраморный пол.

Мики почти ничего не видела – лишь яркую вспышку солнечных волос, силуэт девушки и нежный, такой до боли знакомый голос Томоэ.
- Я рядом, ничего не бойся, - успокоила она свою подругу, да взвела курок на мушкете.

А дальше она упала без сознания, теряя нить реальности. Лишь оглушительные выстрелы, да вспышки пробивались сквозь пелену усталости.

*   *   *

- Ну что, музыкант? Наигрался с девочкой? Теперь сразись с женщиной! – выкрикнула Мами и её танец начался. Пируэты и па столь идеальные ,столь своевременные, словно бы сотни раз опробованные, заранее спланированные. Она, её мушкеты и слуги ведьмы сейчас играли в чудеснейшем спектакле, полном страсти, боли (для малявок) и грации.

А Мами прекрасно знала цену товарищам, проведя столько лет в глухом одиночестве, разделяемом лишь красноглазым зверьком без эмоций и желаний.

Оглушительная тишина и дым от пороха вокруг окрасили картину этого мира в новые краски.

- Ах вы, маленькие гадёныши! – бросила яркая волшебница, вперив взгляд своих янтарных глаз в «скребунов». Очаровательные прихвостни были отброшены несколькими меткими выстрелами расписных круглых дробинок, и обессиленная Мики упала тяжёлым грузом на поле боя.

«Я не могу вести сражение с ней рядом, но не могу и бросить бой, ведь без зерна бед Саяка умрёт», - терзали думы Томоэ. Она выкинула вверх ленту, что скрутилась вокруг себя же и образовала огромный, словно бы нереальный и вполне себе сказочный старинный пистолет.

- Эта пьеса подходит к концу, ведьма, - шёпотом скорее для самой себя, молвила солнечная девочка, - Тиро Финале! – и яркая вспышка разорвала его тёмный мир, проносясь лучом надежды промеж чёрного мрамора, сотканных из тьмы перьев, чернильных миньёнов – прямо в сердце родителя, дирижёра и автора.

- Саяка! – выкрикнула что есть мочи золотистый светик, прежде чем вновь приняться за суетный, в этот раз вовсе не такой уж и ладный танец. Мысли о том, что она может лишиться своей чудесной энергичной подруги заставляли лить слёзы, совершая очередной пируэт.
- Я не брошу тебя, слышишь? – отправляя очередную загагулинку в небытиё, кричала она вслед ведьме и её жертве. Золотая лента была брошена вслед, чтобы не долететь каких-то пару метров.
- Чёрт! – лишь выругалась Мами и принялась с удвоенной силой раздавать шарики дроби навязчивым прихвостням. Ведьма была на удивление способной и сильной.
*    *    *
В то же время голубой рыцарь лежала в объятиях кровоточащей твари, обессиленная и отчаявшаяся. Идиотская улыбка на её личике сияла белизной зубов, волосы взмокли от пота, а одежда была изорвана маленькими паршивцами, что пытались утянуть её за собой.
- Тебе уже не выбраться из этой истории живой, сдавайся, - проронила волшебница, но человек знающий бы понял, что это была вовсе не угроза ведьме. Саяка говорила это себе. Самоцвет душ девушки постепенно наполнялся чёрной субстанцией, что с пугающей быстротой захватывал власть внутри стеклянного шарика, сейчас видимого как пирсинг на пупке, - Какая же я дура…
*    *    *
- Я не могу тебя потерять! – истошно вопила Мами, буквально прыгая по прислужникам рояля. То там, то тут её пытались схватить и повалить на холодный монолит, но ловкая  мушкетчица не давала им и шанса. Прыжок-скачок, удар, поворот, выстрел, выстрел, удар, скачок.

*    *    *
- И что же ты будешь со мной делать? – вопрошала Саяка, глядя в ужасающие глаза ведьмы.

Бедняжка Мами отбивалась как могла, расстреливая окружающих её бесов что есть мочи. Это было ненормально для ведьмы, иметь столько прихвостней.  Девочка отчаянно понимала, что не может потратить своё время хотя бы ещё на одного и принялась скакать аки лань за буквально уплывающей в никуда ведьмой. Да вот только как бы она ни спешила, хозяйка сказочного пандемониума всё равно шла со скоростью локомотива.

- Саяка! – отчаянный крик сорвался с уст солнцеликой, чьи глаза родили на свет очередную порцию солёных, словно морская волна, слёз. Несколько выстрелов вслед, попытка зацепиться лентой, но всё тщетно. Мами упала на колени и зарыдала, в отчаянье распуская сотни лент вокруг себя, что обвивали маленьких гадов, смешно тормошащихся в золотой ловушке, словно мухи в сети паука.
*    *    *
Саяка же чувствовала, как к ней неспешным шагом подходит старуха с косой. Но вот только вместо того, чтобы разом отрубить той голову, она стоит и смотрит на неё сверху бесконечно ужасными пустыми глазами.
Девочка не чувствовала боли от удара оземь. Не ощущала как пальцы ведьмы скребут её нежный живот и ей было откровенно наплевать на то, что самоцвет души, который волшебница считала не более чем волшебным аксессуаром, вылетел из пупка, да проскользил по тьме мрамора.
«Я не могу всех защитить», - рыдала она, почти не видя окружающего мира.
«Не могу понравиться Кёске», - не слышала как скребутся ведьмины когти.
«Я не рыцарь. Я никто», - и уже никогда не услышит как Мами где-то вдалеке зовёт её по имени.

Самоцвет души с ужасающим треском лопнул, выворачиваясь наизнанку и отбрасывая от себя ведьму. Он втянул внутрь тело волшебницы и начал постепенно, но крайне быстро раскурочивать барьер той на части, замещая его иным: декорированным как концертный зал с вращающимся подиумом в центре.
Октавия вон Секендорфф подняла свой вострый меч и вокруг заиграла классическая музыка, наполненная отчаяньем. Две ведьмы так славно смотрелись вместе, даже были в чём-то похожи. Вот только ни одна из них не станет терпеть присутствие другой. Огромное орудие с ужасающей силой ударило по спинке рояля.

Вой и свист, треск и писк малюток миньонов… Всё смешалась сейчас в бесконечном безумии битвы двух ведьм. Одна из них рано или поздно сожрёт другую. Одна из них рано или поздно одержит победу, забрав себе всю горечь и боль другой, вынашивая её, словно мёртворождённое дитя.
Волшебница цвета солнца смотрела на их битву как заворожённая. Мимо катились тележные колёса, сшибая по пути десяток-другой ноток, вокруг выступали безликие скрипачи, мир рушился.
И самое жуткое в этом всём было вовсе не ужас битвы и творящийся кругом хаос. Мики Саяка исчезла, чтобы спустя несколько мгновений появиться в облике ужасающего монстра.
- Как же так… - шёпот слетал с уст Мами, что держала аккуратные ручки близко к груди, словно бы удерживая бьющееся подобно птице в клетке сердце.
Она не верила, просто не могла поверить тому, что милая девочка, которая ещё недавно желала блюсти порядок и защищать стала вот «Этим».
- Саяка-тян, почему? – она сделала неуверенный шажок в сторону битвы, роняя слёзы на чёрный монолит, пошедший трещинами, - Когда же такое могло случиться? – ещё один шажок.
«Да и что же на самом деле произошло? Ты ли это?»
Меч Октавии свистел, разрубая крышку рояля. Ещё и ещё. Но инструмент перехватил орудие, потянул на себя «русалочку» и та повалилась на землю, придавив своего врага и несколько его «детей»  своим массивным телом.
«Не хочу в это верить. Этого просто не может быть», - девушка подняла руку, вновь закрутив ленту, чтобы сияющий серебром ствол образовался в этом кошмарном тоннеле.
Одна яркая вспышка, принявшая форму патрона. Одна огромная боль сразу для двух лежащих друг на друге ведьм. Безмолвно. Лишь одинокая слеза скатилась по щеке солнечной девочки.
- Прощай Саяка.