Девушка, прислонившись к ограде крыши, скользила взглядом по нежно-розовым верхушкам сакуры, шумно колыхающимся от ветра и осыпающим асфальтовые дорожки. Хорошо, что Рин додумалась выбраться сюда именно сегодня. Голова пуста от забот, легкие наполняет свежий весенний воздух, поднимающий откуда-то из забытья желание жить. Губы девушки тронула едва заметная улыбка, вызванная приятными мыслями. Удивительно, что за все свое обучение в средней школе, Рин ни разу не поднималась на крышу, а сегодня неведомый порыв сам довел ее до ступеней, завершающихся дверью с небольшим окошком. Изначальная цель визита была самой банальной, словно в девчачьей манге: шел обеденный перерыв, и Утане собиралась схомячить отвоеванные в кафетерии вкусности на свежем воздухе. Однако блондинка проторчала на крыше уже достаточно времени, а к еде так и не притронулась: окружение ее заворожило. С просторной школьной крыши куда приятнее любоваться пейзажем, чем из окна своей комнаты, лежа в постели. Нет, весной, при таком буйстве красок и живой энергии никак нельзя вспоминать про тяжелое время, проведенное в немом оцепенении. Рин скептично усмехнулась своим мыслям, словно захожим из головы какой-то другой наивной девчонки, что сейчас где-то внизу болтает с подружкой о красавчике с параллели. Радоваться весне нормально для любого живого существа, но волшебница словно видела ее в первый раз, впервые вдыхала свежий молодой воздух.
Давно у нее не было такого хорошего настроения. Оно нахлынуло внезапно, родившись в контрасте воспоминаний полугодовалой давности и переживаемых сейчас естественных и в то же время новых ощущений. В такие воодушевляющие минуты рождаются мелодии, и Рин начала тихонько мурлыкать под нос простой набор нот, который только что придумала. Пальцы тут же поймали незамысловатый ритм и принялись отбивать его по прутику ограды. Девушка не успела заметить, как ее невнятное напевание переросло в обрывки текста песни про зеленые рукава, а голос набрал обороты, требуя свободы. Простор крыши был абсолютно свободен от нежелательных наблюдателей, и Рин решилась на время забыться в музыке. Воздух пронзило ее звонкое «Greensleeves», а сама она закружилась в импровизированном танце на средневековый манер, что подсмотрела в каком-то фильме о рыцарях. Девушка то степенно поворачивалась вокруг оси, то приседала, сопровождая движения пасами рук - все, как того требовал сценический образ. Для Рин было истинным упоением ощущать знакомое опорное давление где-то под ребрами, чувствовать, как вибрируют связки, растягиваясь на высоких нотах. Окрыленная пением она невольно представляла себя дамой в изумрудном платье с длинными рукавами на балу у английского короля. И ее абсолютно не смущала эта детская фантазия, ведь она привыкла жить сценой, импровизировать, играть тысячу ролей, в то же время, оставаясь собой. И пусть в качестве зрителей сейчас выступают только ветер да весеннее солнце - Рин это на руку. Она поклялась, что теперь будет петь лишь для себя.

С того самого момента, как Рин обрела волшебную силу, ее слух обострился до крайности. Порой Утане ловила себя на мысли, что она даже не прислушивается к своему голосу: ее внимание полностью было сосредоточено на посторонних звуках и шорохах, что при их обнаружении заставляли волшебницу испуганно вздрагивать и обрывать песню. Страх наткнуться на бездыханное тело пересиливал желание петь. И сейчас ни нашептывание ветра, ни переливы собственного голоса не помешали ей отчетливо услышать звук, что представлялся ей в самых страшных опасениях. Девушка замерла, стоя спиной к входу на крышу, чувствуя, как по спине пробежал холодок, а воображение услужливо представило картину ввалившегося в дверь тела несчастного ученика. Рин пришла в оцепенение, когда, обернувшись, убедилась в правдивости воображаемого образа, хотя ей очень хотелось, чтобы это все была ее больная фантазия.
- Черт, черт, черт, черт! – девушка ринулась к случайному свидетелю ее выступления, спотыкаясь о собственные ноги и произнося ругательства все громче и отчаянней. Когда Рин приземлилась на колени около пострадавшего и сумела разглядеть его лицо, она в панике обхватила голову руками, изображая на лице немой крик ужаса. Возможно, мимика и жестикуляция Утане была развита излишне хорошо, что придавало ситуации порцию драматизма сверх нормы, но если сказать, что блондинка испугалась, это почти ничего не сказать о ее теперешнем состоянии. К слову, невинно оглушенным ее способностью оказался не кто иной, как ее одноклассник еще со средней школы, Некодзава, и он, между прочим, стал вторым, кто потерял сознание по вине песни Рин. Первым был ее брат. Поэтому волшебница нешуточно растерялась. Она понятия не имела, как долго он стоял за дверью и когда именно он впал в небытие, сам ли он очнется и, если да, когда это произойдет, стоит ли подождать или нужно срочно самой приводить его в чувства. Вихрь панических мыслей носился в светловолосой голове с ураганной скоростью, но ничего умного или полезного она оттуда выцепить не смогла.
«До медпункта я его не доволоку, нашатыря с собой не ношу, как его привести в чувства не знаю…» 
- Да просыпайся же ты наконец! - Рин пару раз встряхнула Некодзаву за плечи, отчего очки парня совсем съехали набок. Девушка аккуратно, насколько позволяли дрожащие руки, убрала их в сторону и принялась хлопать Куро по щекам, стараясь от нервозности не выбить ему челюсть.
- Ты не должен так долго быть в отключке!

Нервы девушки можно было сравнить с перетянутой первой струной, и, когда Некодзава неожиданно схватил ее руку, готовую снова приложиться к щеке парня, Рин почувствовала, что струна вот-вот лопнет с оглушительным звоном. Она так и застыла в оцепенении с занесенной ладонью, несмотря на то что руку никто уже не удерживал.
«Не больно? Кажется, это мой вопрос» - пронеслась скептическая мысль в разуме, что сейчас напоминал иссушенную пустыню, по которой одиноко носилось перекати-поле. Однако следующий вопрос почему-то заставил Утане наконец-то успокоиться, словно он стал подтверждением, что пострадавший по вине Рин не контужен и дар речи не потерял. А еще он действительно заставил задуматься, «как она». Волшебница, сползая по стене, судорожно выдохнула, и нельзя было наверняка сказать, это жест облегчения или пережиток паники. И правда, если она будет так волноваться по поводу каждого, кто имел неосторожность слышать ее пение, ее блондинистая шевелюра рискует раньше времени превратиться в седую, ибо стресс до добра не доведет.
- Как я? – переспросила Рин, привалившись к стене и устало потирая глаза. Почему-то ее мозг был сейчас в таком состоянии, словно это не Некодзава, а она сейчас валялась без чувств. – Я нормально, - тут же поспешила солгать волшебница и наконец подняла глаза на одноклассника. Без пения Рин умирает; причиняя боль невинным людям, она теряет рассудок, пытаясь исправить содеянное. Замкнутый круг. И самое печальное, что попадают под влияние ее магии не кто-нибудь, а именно те люди, которых она на этом месте могла видеть только в кошмарах. Уж кому, а Некодзаве она точно не хотела ставить шишку. Даже несмотря на то, что в школе они почти не разговаривали, она довольно долго его знает как товарища по несчастью и собеседника с тишиной. За то памятное время она успела привыкнуть к своему неожиданному посетителю, и теперь его лицо у нее ассоциировалось не со школой, а с немыми посиделками. Поэтому сейчас было немного странно от осознания того, что теперь можно вот так лицом к лицу с ним поговорить, ведь раньше они вели только одностороннюю беседу в палате. Внезапно Рин кольнула обида на саму себя, что все это происходит при такой глупой обстановке по ее вине, из-за ее голоса. Волшебница не видела, как несколько миллиметров ярко-желтого камня души потемнели, но почувствовала, как взращенная ею самой тоска охватывает мысли плотнее. Не отдавая себе отчет о том, откуда взялось это гнетущее чувство, она молча встала и направилась к брошенной около ограды сумке. Вернувшись, блондинка снова плюхнулась близ Некодзавы, подтянув под себя ноги, и принялась молча рыться в сумке. Вынырнув наконец из бездонного кармана, Рин раскрыла извлеченный оттуда шоколадный батончик, разломила его напополам и протянула одну часть парню.
- На, угощайся. – Рин старалась говорить как можно дружелюбнее, забивая подальше вспенившееся плохое настроение. – Извини, - это уже было сказано в сторону и как будто своим мыслям.

Рин молча вгрызалась в свою половину по-братски поделенного шоколадного батончика. Ответ Некозавы на ее глупое «Извини» блондинку удовлетворил. Радовало, что эта немного неуместная в контексте фраза не вызвала у одноклассника никакого интереса, и он принял все как данное. Бесспорно, она до сих пор ощущает чувство вины за случайную шишку на белобрысой голове, поэтому с языка так легко слетело искреннее извинение, но хорошо, что не посыпались вопросы по поводу предмета, за который Рин захотелось попросить прощения. «Может, все-таки пояснить, что это было сказано относительно жестокого обращения с лицом? За весомые шлепки тоже следовало бы извиниться… А, ладно! Прокатило».
Рин успела почти доесть свой «обед», когда Некодзава направился куда-то довольно уверенной для недавно лежавшего в отключке походкой. Почему-то, видя то, как он двигается, Утане ощутила, как загибается препротивный червячок вины, подгладывающий ее изнутри все это время. Такая незначительная демонстрация, что парню лучше, заставила волшебницу чуть улыбнуться. Но Некодзава показал еще большую прыть: отправил свое бенто в полет, сопровождая свои действия речами о фальши. На мгновение Рин показалось, что он имеет в виду ее улыбку через силу и враки относительно нормального состояния, когда на самом деле нервы были на грани истерики. Да уж, вот что ни говори, а врать Рин ненавидела, но не соврать тоже порой не могла. Однако сейчас время совершенно не подходило для самобичевания, ибо вокруг творились вещи поинтереснее. Утане только лишь проводила удивленным взглядом коробочку с едой и подумала, что там наверняка было что-то вкусное. «За что это он так с ним? Жестоко… Мне-то бенто никто не готовит». Действительно: на маму надеяться не стоит, так как у нее слишком плотный рабочий график и устает она зверски. Рин не сомневалась, что если бы мама успевала, она обязательно занималась бы ее обедами. А брат… При этих мыслях в воображении блондинки незамедлительно возник образ брата в желтом фартучке, порхающего на кухне и собирающего ей бенто. Вот он протягивает Рин небольшую коробочку и приговаривает с милым лицом: «Возьми свой бенто, сестренка. Удачного дня!» Рин чуть не захохотала от такой красочной картины такого нестандартного поведения ее братца. Вот уж с ним такой номер не прокатит.
Когда блондинка уже почти вытерла выступившие от сдерживаемого смеха слезы, рядом примостился Некодзава и тоже принялся за обед. Настроение Рин в мгновение поднялось, и ей стало куда лучше и спокойнее. В таком расположении духа она привыкла жить, и радостно, что не придется давить из себя, как выразился одноклассник, фальшивую улыбку. Но тут Рин ощутила некоторый дискомфорт. Потребовалось время, чтобы понять, что ей кажется непривычным. Немного покопавшись в мыслях, какими была забита ее голова, девушка обнаружила совсем не свойственное себе беспокойство. Она абсолютно без понятия, о чем можно поговорить с Некодзавой, что вроде как согласился разделись с ней обед. Несмотря на то, что балаболкой Рин себя не считала, все же интересно было нормально поговорить с человеком, с которым до этого беседы велись довольно нестандартным образом. Но тут парень сам подал голос, причем вопрос волшебницу несказанно обрадовал.
- Я пела, - довольно улыбаясь, заверила девушка. Оттого, что разговор сам коснулся ее любимой темы, настроение вовсе приобрело самый положительный окрас. – Понравилось, значит… – во фразе прозвучало достоинство. И не потому что Рин упивалась гордыней, просто у нее давно не было слушателей, кто мог бы оценить ее пение, и эмоции белобрысой малец зашкалили. При мысли «Но еще раз я тебе спеть не смогу, как бы мне не хотелось» улыбка немного дрогнула, но не исчезла с лица. Все-таки это была одновременно и ее любимая, и больная тема.
- Вот уж не думала, что когда-нибудь еще смогу вот так с тобой разговаривать, - Рин покачала головой, усмехнувшись. – Но, как говорится, судьба! Вон, даже в старшей школе в одном классе оказались, - девушка обхватила колени и, склонив на них голову, посмотрела на Некодзаву. – Так что рассказывай: как дела твои? Как дела Рики? – волшебницу действительно интересовали эти вопросы, а раз уж подставился случай, она поспрашивает.